Склонив главою золотой,
он ткнул лицом об стол,
меня поставил пред собой
и заголил подол.
И в комнате темно.
Луна смотрела на двоих
в вечернее окно.
И трусики с меня спустил.
Сперва хотел порвать.
И извиняясь, пошутил,
что стол мол не кровать.
Сравнил с сияньем белых роз
Цвет попочки моей.
Сказал, что желтизна волос –
цветет как рожь полей.
Сказал, блаженства фейерверк
гремит в его груди.
Но я шепнула снизу вверх:
«Довольно! Засади!»
И красный кол в меня вошел.
И заходил во мне.
И заскрипел дубовый стол,
придвинутый к стене.
Руками бедра мне сжимал.
И волосы хватал.
По попке шлепал. Ляжки мял.
Драл. Трахал. И ебал.
Как прутся в новые врата
козлы или бычки.
Тараном он толкал меня.
И ускорял тычки.
Сперва постанывала я.
И вскрикивала «Ой!».
Потом визжала как свинья.
И ухала совой.
Полировала грудью стол.
Долбила носом дуб.
А шомпол тер ружейный ствол.
Настырен, мощен,
груб.
И выстрел
грянул. Аж пиздец!
Шампанского струей.
И захрипел мой жеребец
на финишной прямой.
Последний раз шлепок, толчок.
И всё. Ему пизда!
И источившись пал дружок
как птенчик из гнезда.
А мне кобылке не хрена.
Ещё б кружок дала.
И улыбнулась мне луна
садясь на купола.
